Русский медведь. Цесаревич - Страница 6

– И каким же?

– Царь изволит потеху чинить, – с некоей долей торжественности начал Петр. – Собрать потешный полк из отроков, обрядить их в форму воинскую и играть. И прочими делами заниматься.

– Вы желаете собрать армию из отроков? Но выстоят ли они супротив стрельцов?

– Молодость – это такой недостаток, что с годами проходит сам собой. И за эти годы я вполне смогу подготовить из них подходящих крепких вояк. Под видом потех, разумеется.

– Петенька, а ну как Софья что заподозрит?

– Именно поэтому я и хочу, чтобы вы никому о том, что случилось утром, не рассказывали. Пускай думает, что ее братец шалить изволил, вступая в тот возраст, когда самое озорство. Полагаю, если вы будете достаточно ловки в общении с ней, то Софья легко закроет глаза на мои игрища. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы на трон не претендовало. А мы будем сидеть тихо. Спокойно. Готовить войска и укреплять свои позиции, выражая внешнюю беспечность. По крайней мере, попробуем. Как говаривал один древний мудрец, если мы хотим победить сестрицу и всех тех, кто стоит за ней, то должны ее удивить, введя в заблуждение относительно меня и моих намерений. Буйный и непослушный отрок, который только и грезит, что будущими военными походами, и даже не помышляющий ни о чем ином. Разве должен ее пугать такой брат? – произнес Петр, смотря спокойным взглядом на задумчивые лица матери и ближнего стольника своего отца.

Глава 2

10 августа 1682 года. Москва. Кремль

Софья вышагивала по своим палатам и напряженно думала, пытаясь понять, зачем Нарышкины увезли ее малолетнего братца в Преображенское.

– Софья, душа моя, – раздался от двери голос Василия Голицына, фаворита царевны.

– Я вся извелась! Что они там устроили?

– Игрища там, большие и чудные, – пожал плечами боярин.

– Милый, отчего из тебя слова не вытянешь? Неужто что совсем непотребное творится?

– Душа моя, я просто не знаю, как все это осмыслить да в голову уложить. Понимаешь, юный братец твой вроде бы и шалостью занимается, да только странно очень. И что особенно меня смущает, с удивительной расторопностью. Сама посуди, решил он, значит, собрать полсотни охочих ребятишек из окрестных деревень на кошт казенный. Поди плохо? Там отбоя от желающих не было. Крестьяне-то бедно живут. Детей много. Кормить тяжело. Так вот. Пришло там сотни три, как сказывают, не меньше. И что ты думаешь? Петр им экзамен устроил похлеще, чем капитаны иным охочим до ратного дела по-новому из числа многоопытных стрельцов. Расспрашивал так, словно не потешных отроков для развлечения набирает, но ближних помощников.

– Чудно, – кивнула Софья. – Но то его мать могла научить.

– Слышал я, что Наталья Кирилловна тут ни при чем и сама дивилась от такой причуды.

– И каких же отроков он набирал?

– Живых умом да крепких здоровьем. Вопросы хитрые задавал и слушал не то, что ответит, а как думать станет, что предпринять захочет. Те слушания четыре дня длились. На них большая часть дворовых приходили. Очень уж чудно да и любопытно все выходило.

– Действительно, – покачала головой Софья. – А что он с ними делает нынче? Ряжеными с барабанами водит?

– Заказал платья странные, поделил да звания необычные присвоил и занялся совершенной, на мой взгляд, дуростью. Утренние занятия я не застал, но поговаривают, что также любопытны. Зато поглядел на то, как после обеда он водил их на странную площадку, где всякого понатыкано. И канавы, и щиты деревянные, стоящие торчком, и какие-то перекладины, подвешенные, и бревна, над землей поднятые, и многое другое. Такое даже удумать – и то сложно. Вот по этой всей куче странностей они и скачут, бегают да лазают. И Петр вместе с ними. Причем видно, что не в шутку, а всерьез занимаются. Пот в три ручья с них льется.

– Хм. А по утрам что?

– То не ведаю. По рассказам, не менее удивительное действо. Хотя больше всего забавляют людей пробежки трусцой всего этого малого отряда. Встанут строем по двое или еще как и побежали, а сами песенку распевают. На бегу и весьма странную.

– И много ли бегают?

– Да почитай по несколько верст в день отмахивают. А бывает, Петр их выводит в так называемый марш-бросок. В те дни занятия иные идут сокращенно, а трусцой они проходят по пятнадцать-двадцать верст.

– Мнится мне, что это на воинскую подготовку похоже.

– Так ведь ни строем ходить не учит их, ни оружием пользоваться. Что же это за воинская подготовка такая? Известно же, что той же сабле нужно много лет учить, иначе без толку будет. А то, что ловкими да крепкими после нескольких лет такой кутерьмы они станут, то и что с того? Я беседовал с капитанами нашими и иностранными. Те только посмеялись, заявив, что это все пустое.

– Будем надеяться, – улыбнулась Софья. – Он с этими отроками только как скоморох по палкам скачет или еще чем занимается?

– Всех ежедневно загоняет в учебные классы, где чтению, письму и счету учит.

– Всех?!

– Да. Наталья Кирилловна даже возмущалась поначалу, но потом махнула рукой. В конце концов Петру и самому не мешало бы грамоту подучить.

– А вот это уже очень странно… и, я бы сказала, опасно, – почесав мочку уха, произнесла царевна. – Интерес братца к наукам нам совсем не нужен. Поди сам-то не только чтением да письмом занимается?

– Да куда там, – махнул рукой Голицын. – Полдня проводит с отроками, а остальное время еще большими глупостями занимается. Тяга у него, видите ли, к плотницкому делу и прочему возникла. С простыми мужиками топором машет, а потом по всяким сараям что-то мастерит. Я поговорил с Натальей Кирилловной, так она сокрушалась, так сокрушалась…