Русский медведь. Цесаревич - Страница 31

– Государь, – спустя полчаса подал голос сильно побледневший иезуит, но надо отдать ему должное, голос и рука, возвращающая папку, не дрожали. – Ведь тут мой смертный приговор. В лучшем случае.

– Это замечательно, что ты это понимаешь. Вот, держи. – Он протянул ему еще три листка. – Тут зафиксирован разговор, который произошел через несколько часов после твоей первой встречи с Софьей. Полагаю, он должен стать настоящим десертом этого бумажного блюда.

– Отвратительно… – выдавил из себя Франсуа, ознакомившись с ним. – Полагаю, что ты согласился на встречу со мной не для того, чтобы продемонстрировать эти бумаги.

– Ты прав. Я отлично понимаю не только сложность вашего международного положения, но и то, как нелепо вы угодили в эту интригу моей сестрицы. Не хочу вас расстраивать, но, в сущности, просить мне у вас нечего. У меня все есть. А чего не хватает, – я беру сам. Но раз уж так получилось, то глупо было бы не воспользоваться ситуацией к обоюдной выгоде.

– И что желает Государь? – заинтересованно спросил Франсуа.

– Для начала – участия вашего ордена в суде. Хм. Ты любишь театр?

– Все зависит от того, кто ставит пьесу и кто ее играет, – с вежливой улыбкой ответил иезуит.

– Прекрасный ответ! – усмехнулся Петр. – Ты догадался о том, что я хочу сделать?

– Вполне, – кивнул Франсуа. – Если судить по этим бумагам о вашем подходе к делам, то я не уверен, что наше участие вообще нужно. Тут ведь вполне достаточно информации для того, чтобы осудить человека. Святая инквизиция или Королевский суд, что во Франции, что в Испании, обычно и на куда меньшем основании выносят суровые приговоры.

– Как ты уже заметил, я работаю иначе. Признание под пытками у человека можно выбить и несправедливо осудить. Это не самое разумное поведение.

– Но Святая инквизиция…

– Святая инквизиция, дорогой мой друг, это обычный террор. С ее мнением соглашаются только потому, что боятся расправы, почитая за чудовище в рясе. Единственный плод ее работы – растущая волна антиклерикализма в Европе. К такому ли должен стремиться мудрый монарх? Я ведь изучал материалы по делам, что вели инквизиторы в германских землях. Из двадцати трех рассмотренных мной инцидентов только в трех можно было что-то инкриминировать, причем на смертную казнь не тянул ни один. Максимум – выпороть и отпустить. Остальные – это откровенный бред. Если бы в моих землях, кто-то попытался вынести приговор на тех основаниях, то я первым бы вздернул безумца на осинке.

– Хорошего же ты мнения о европейском правосудии…

– У меня есть с чем сравнивать, – усмехнулся Петр.

– Получается, что ты хочешь обставить суд таким образом, чтобы Софья выглядела преступником в глазах всего народа?

– Именно. Мученицей мне она не нужна. Поэтому если ваш орден даст показания на суде, сославшись на то, что она пыталась нанять вас для убийства собственного брата, этого будет достаточно. Кроме того, вам это тоже сослужит неплохую службу. А то ведь вас за глаза иначе как ростовщиками и интриганами никто и не называет даже в Святом престоле.

– Хм… – задумчиво почесал подбородок Франсуа. – И что ты нам дашь за наше участие?

– Я? Вам? – засмеялся Петр. – Однако! Это не я вам заплачу, а вы мне. Ведь в противном случае вы вновь потеряете репутацию, не приобретя ничего.

– Россия довольно далекая страна, – осторожно заметил иезуит.

– Все течет, все меняется. Впрочем, я вас не тороплю. Свяжитесь с вашим генералом и все толком обдумайте мое предложение.

– Это замечательно, Государь, что ты не требуешь от нас ответа прямо сейчас. Серьезные дела не терпят спешки. Чем конкретно мы можем тебя заинтересовать? Деньги?

– В конце следующего года я хочу учредить Банк России, который получит монополию на чеканку монет. У меня достаточно средств, чтобы провернуть это дело самостоятельно. Однако если ваш орден согласится выступить соучредителем и внести некоторую сумму, я был бы вам признателен.

– Какие права будут у соучредителей?

– Права совладельцев. Само собой, ваша доля будет невелика, но она будет.

– И сколько нам нужно будет внести денег?

– Один миллион вот таких монет, – с этими словами Петр извлек из ящика серебряный кругляк и кинул его иезуиту. Аккуратная и лаконичная тисненая монета с хорошо и четко выбитым гуртом вызвала у того особый интерес, так как мало стран в те годы могли подобным похвастаться. Тем более с таким качеством работы и так далеко от Испании и Франции. – Это одна куна. Серебряная монета, содержащая четыре грамма серебра.

– Четыре грамма? Что такое грамм? Мера веса?

– Да. Если наше сотрудничество получит развитие, то я поделюсь с вами некоторыми своими наработками. Кратко же скажу так – на моих предприятиях повсеместно принята в употребление единая и взаимосвязанная система измерения пространства и времени. Грамм – одна из ее составных частей.

– Сколько это будет в талерах?

– Талеры бывают разные, – пожал плечами Петр. – От двадцати пяти до тридцати граммов. Поэтому если равняться на их самые полновесные варианты, то примерно сто тридцать пять тысяч.

– Солидно, – хмыкнул Франсуа. – Кстати, почему на монете стоит год от Рождества Христова и не нынешний, а тот, что наступит через две зимы?

– Денежные реформы нужно готовить заранее. Вот я и готовлюсь, планируя упорядочить денежное обращение в России, заменив всю ту пеструю свору монет новым лаконичным трио – медной, серебряной и золотой. Вы ведь, наверное, уже в курсе, сколько проблем в ныне действующей денежной системе Российского царства.